В Горбачев-Фонде состоялась конференция «XXVIII съезд КПСС: Сохранение перспектив перестройки или упущенные возможности». Ее участники обсудили раскол партии, действия Горбачева в его последние месяцы в Кремле и роль ГКЧП в судьбе Советского Союза.
Компартия вступила в период подготовки к своему XXVIII съезду, оказавшись в непростых условиях, ставших предвестниками её конца. В партии возник внутренний раскол. К началу лета 1990 года он еще не оформился в полной мере, но наличие разных течений уже было очевидно.
В марте 1990 года избрание первого президента Советского Союза ещё больше осложнило положение дел в советской государственной системе. Появилась новая проблема — институциональная, и в этой непростой политической ситуации необходимо было выстраивать взаимоотношения между КПСС и новым институтом.
Край платформы
На конференции в Горбачев-Фонде выступил Борис Гуселетов, который на XXVIII съезде был избран членом Центрального Комитета, а ныне является доктором политических наук и главным научным сотрудником Института Европы РАН. По его словам, к XXVIII съезду в КПСС начали формироваться разного рода платформы, «которые, однако, не были оформлены ни организационно, ни идейно». Их представителями были, в частности, ректор Московской ВПШ Вячеслав Шостаковский (демократическая платформа) и Александр Бузгалин (марксистская платформа).
«Появление платформ было естественным явлением, связанным с тем, что однопартийная система после прихода к власти Горбачева начала потихоньку «таять», утрачивая актуальность. Это показало, что в КПСС не было идеологического единства, были приверженцы как либеральных, так и ортодоксальных, и националистических взглядов, а Михаил Сергеевич дал этим людям возможность себя проявить», — отметил Гуселетов, добавив, что к 1990 году Компартия уже перестала быть руководящей и направляющей силой. Ее полномочия постепенно утратили актуальность для органов исполнительной и представительной власти.
Гуселетов, входивший в свердловскую делегацию, рассказал, как во время съезда он подошел к Горбачеву и предложил ему встретиться с уральскими представителями Компартии. Для президента СССР это, очевидно, было не самым приятным предложением, тем более, что на тот момент Борис Ельцин еще входил в делегацию. «Горбачев, что меня поразило, очень быстро согласился, и буквально на следующий день мы провели такую встречу», — рассказал Гуселетов.
В ходе этой встречи он задал президенту СССР вопрос, почему было принято решение начать одномоментно и политическую, и экономическую реформы, а также попытаться параллельно с этим решить национальный вопрос. Горбачев ответил, что экономические преобразования «не пошли» именно по той причине, что застопорились политические реформы».
На следующий день после дискуссии с Горбачевым свердловские делегаты, вероятно, испугавшись последствий, организовали по горячим следам такую же встречу с Ельциным. «Тогда Борис Николаевич очень активно предлагал идею закрыть первичные партийные организации на предприятиях, что грозило десяткам или даже сотням тысяч парторгов потерей мест, зарплат и статусов. При этом в свердловской делегации было около 30% таких секретарей. На встрече с Ельциным они повели себя гораздо более агрессивно, чем на встрече с Горбачевым. Они начали с того, что напрямую поинтересовались у Ельцина, готов ли он к таким действиям. И тогда Ельцин отступил, сказав в свое оправдание, «что это всего лишь частное мнение, и никто сейчас на это не пойдет», — добавил Гуселетов.
Выступая на съезде новоиспеченного отделения КПСС в РСФСР, Гуселетов выступил с критикой этой структуры. Кроме того, по его мнению, Горбачев допустил ошибку при согласовании лидера отделения. На пост руководителя отделения претендовали два человека: Иван Полозков, представляющий консервативную часть, и Олег Лобов — человек, близкий к Ельцину, но сохраняющий «достаточную самостоятельность».
«Я считаю, что, сделав выбор в пользу Полозкова, Горбачев как бы устранился и не стал вмешиваться в дела отделения. Что во многом и предопределило будущее партии. Думаю, что российская коммунистическая парторганизация при Лобове могла бы занять более взвешенную позицию», — добавил Гуселетов.
Не раскол, а откол
С версией о формировании раскола Компартии не согласился и член ЦК с 1990 года, а ныне профессор СПбГЭТУ «ЛЭТИ» им. В.И. Ульянова (Ленина), доктор исторических наук Владимир Калашников. «Я не видел угрозы раскола партии, в том числе на сентябрьском или октябрьском пленуме. Я был уверен, что будут небольшие отколы. Партия должна была принять проект программы и дальше все должно было пойти вперед. Если бы не акция ГКЧП, были реальные перспективы удержать власть в стране и сохранить Советский Союз», — заявил он.
Калашников не скрывает, что он сам был последовательным противником раскола партии. «Я четко себе представлял, что раскол КПСС — это раскол СССР. Потому что Коммунистическая партия действительно была своеобразным стержнем, который держал Союз вместе. Так сложилось исторически».
По словам историка, главной особенностью этого съезда была процедура его формирования. Этот съезд традиционно формировался снизу партийными организациями. Практически везде в крупных партийных организациях, в том числе в Москве и Ленинграде, состоялись прямые выборы. По этой причине делегатами съезда не стали многие секретари райкомов, горкомов и даже обкомов. Более того — многие секретари даже не выдвигались. Потому что люди помнили итоги выборов народных депутатов СССР в 1989 году, которые крепко ударили по старому партийному аппарату.
В частности, молодой коммунист, инженер судовой электротехники Юрий Болдырев победил в Московском районе первого секретаря Ленинградского горкома Анатолия Герасимова, авторитетного партийного работника. Болдырев утверждал: «Я за перестройку, за все хорошее, против всего плохого». По мнению Владимира Калашникова, победить ему удалось во многом благодаря тому, что Герасимов был представителем старой номенклатуры. Таким образом, обкомы и горкомы фактически утратили влияние на тех, кто претендовал на роли делегатов съезда.
Страсти по Уставу
Вопрос об Уставе КПСС был напрямую связан с реакцией рядовых коммунистов на череду сменяющих друг друга генсеков. Было очевидным, что приход больного Юрия Андропова, мягко говоря, не укреплял авторитет партии, а избрание Константина Черненко уже просто вызвало негодование.
«Сейчас сложно говорить о том, что лучше Брежнева на тот момент найти лидера в партии было невозможно. Лучше Андропова, просто моложе и умнее, — тоже нет. Ну, а про Черненко даже не приходится говорить. Это вызвало соответствующую реакцию людей: «хватит уже над нами издеваться, остановите эти «гонки на лафетах», мы хотим самостоятельно выбирать руководство партии». Поэтому проблема устава рассматривалась на тот момент как ключевая», — рассказал Владимир Калашников.
Горбачев очень быстро ощутил накал страстей по поводу проекта Устава и сам возглавил эту комиссию. В комиссии поначалу было больше ста партийцев, но потом была создана компактная рабочая группа из восьми человек. В частности, туда входил председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов.
По каждому пункту устава шла жесточайшая борьба. Для обсуждения был предложен проект документа, подготовленный в недрах ЦК и согласованный с Горбачевым. Однако тут же началась ожесточенная критика. «С ней выступил я, потом представитель МГУ, потом парень от КАМАЗА. Лукьянов на это отреагировал так: «Вот мой помощник, он вам объяснит, почему все ваши предложения плохие. Вы немножко не владеете ситуацией». Все это было сказано довольно в мягкой форме, но звучало как: «Замолчи, сядь и не чирикай», — вспоминает Калашников.
На слова Лукьянова он ответил достойно: «Во-первых, я доктор наук, и кое-что в этом понимаю, поэтому в объяснениях сотрудника вашего аппарата не нуждаюсь. Но дело даже не во мне. У меня в руках решение Ленинградской областной партийной конференции, вот эти пункты я буду отстаивать». После этого работа стала конструктивной.
На съезде были заслушаны отчеты членов Политбюро. Их встречали очень прохладно. Более того, список кандидатов в ЦК, который был подготовлен обкомом и утвержден первым секретарем, практически не прошел. Делегация тайным рейтинговым голосованием отобрала делегатов. И Горбачев это вовремя понял. Он попросил дать ему квоту, в которую он мог бы включить людей более-менее полезных для него.
Главное политическое событие лета
По мнению профессора Исторического факультета СПбГУ, руководителя Лаборатории современной истории России Горбачев-Фонда Александра Пученкова, никто летом 1990 года и помыслить не мог о том, что XXVIII съезд партии окажется последним съездом в истории КПСС.
Съезд воспринимался как главное политическое событие лета в жизни всего советского общества. Самые разные издания, не только «Советская Россия», но и союзные — «Правда», «Московский комсомолец», «Московские новости», «Аргументы и факты», «Огонек» и другие СМИ — все они показывали, что от съезда общество ожидает конкретных результатов.
Партия, может быть, даже незаметно для себя, демократизировалась, постепенно усваивая ту форму острой политической борьбы, которая была характерна для тогдашнего советского государства. В состав ЦК вошло значительное количество представителей интеллектуальной элиты советского общества, в частности, Иван Мельников, Отто Лацис и Андрей Грачев, который был последним пресс-секретарем президента СССР. В состав Центрального комитета был избран Александр Дегтярев. Иными словами, в партию вливалась свежая кровь, которая действительно могла придать ей новое поступательное развитие.
По мнению Пученкова, все это свидетельствовало о том, что генеральный секретарь воспринимал партию как «едва ли не самый значимый политический инструмент». Он хотел, чтобы партия работала, продолжая продвигать идею перестройки. Отчасти это подтверждается тем, что незадолго до съезда он собрал ближайших соратников и помощников Анатолия Черняева и Георгия Шахназарова, и призвал их «тщательно готовиться к съезду, делая серьезные ставки на партию».
Вместе с тем, историк отметил, что в отчетах секретариата в ЦК, которые хранятся в РГАНИ на Софийской набережной, вообще не фигурирует фамилия Горбачева. На заседаниях говорят о чем угодно, но никогда не упоминается генеральный секретарь. Получается, что Горбачев жил обособленно от партии.
Обзор секретариата ЦК показывает, что Горбачев в значительной степени возложил руководство повседневной жизнью партии на Владимира Анатольевича Ивашко. Почему? Потому что у него была уйма другой работы. Жизнь Горбачева в 1990-1991 годах была чрезвычайно насыщена тяжелейшей дипломатической работой. Летом 1990-го года он достиг пика своей международной активности, проводя многочисленные встречи и переговоры с руководителями ведущих мировых держав и активно взаимодействуя с западными партнерами, стремясь создать принципиально новую систему международных отношений, основанную на взаимопонимании и сотрудничестве.
Пученков убежден, что на выборах генерального секретаря в рамках имевшихся на тот момент кандидатур Горбачев был обречен на победу. Однако если бы нашелся в качестве альтернативы сильный кандидат, он бы выиграл. «Ельцин бы пошел — Ельцин бы выиграл». Но Горбачев «так ловко все подстроил, что, по сути, должен был конкурировать только с Теймуразом Авалиани (на XXVIII съезде КПСС в 1990 году выдвигался на пост генерального секретаря, собрал 501 голос — прим. Kh)», считает исследователь.
Когда перед выборами «Московский комсомолец» и другие газеты опубликовали анонимный опрос «Кого вы хотите видеть генеральным секретарем?», Горбачев набрал около 75%, и это почти совпало с результатами итогового голосования по выборам генерального секретаря.
Съезд показал его размежевание с человеком, который сыграл очень важную роль в первые годы пребывания Горбачева у власти — Егором Лигачевым. Тем не менее, результаты съезда свидетельствовали о том, что Горбачев все-таки еще мог к лету 1990-го года достаточно уверенно удерживать контроль над партией.
«Я согласен с мнением коллег, считающих, что обстоятельства, предшествовавшие проведению несостоявшегося XXIX-го съезда КПСС, вовсе не были заранее определены или неизбежны. Если бы Горбачев пошел на этот съезд с подписанным, пускай и куцым в глазах общественности союзным договором, и с принятой программой партии, — то есть с какими-то зримыми результатами его деятельности, я абсолютно убежден, что Горбачев, будучи виртуозом политической борьбы, маневрирования, все-таки сумел бы убедить делегатов, и победа осталась бы за ним», — добавил Пученков.
Победа Горбачева?
Одним из важнейших событий съезда стал исторический выход Бориса Ельцина из партии. Это было символично — как брошенная перчатка, знаменующая собой начало борьбы за первенство в государстве.
Этот акт можно и следует понимать, как демонстрацию размежевания Ельцина с партией. «Отныне Ельцин, как представитель Верховного Совета и как коммунист, исчезает, и появляется политический Игрок — человек, наделенный немалой властью в государствообразующей республике страны, который бросает открытый вызов президенту этой страны», — отмечает Пученков.
Этот поступок Ельцина положил конец предсказуемому развитию событий в советском государстве. Все последующие события: декабрьский съезд 1990 года и пленумы были уже довольно хаотическими. Вместе с тем, итоги XXVIII съезда КПСС Горбачев, скорее, квалифицировал как собственную победу.
Дмитрий Волин
На обложке: генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачев с делегатами XXVIII съезда КПСС в Кремлевском Дворце съездов. Москва. 13 июля 1990 г. (Фотохроника ТАСС)
При публикации настоящего материала на сторонних ресурсах использование гиперссылки с указанием ресурса kremlinhill.com обязательно!
© 2018 — 2025, Кремлевский холм. Страницы истории. Все права защищены.
🔔 Подписывайтесь на нас в Telegram-канале: https://t.me/kremlinhill
КРЕМЛЁВСКИЙ ХОЛМ. Страницы истории 